Северюхин Дмитрий Яковлевич историк искусства и литературы, доктор искусствоведения, петербургский краевед, художественный критик и поэт, член Санкт-Петербургского Союза художников, Санкт-Петербургского союза писателей и Международной ассоциации искусствоведов и критиков (AIS).

«Отчего, дерзновенный искусник, не могу я отвести взора от твоих диковинных фантастических листков? Отчего не дают мне покоя твои создания, часто лишь двумя-тремя смелыми чертами намеченные? Гляжу неотрывно на это роскошество композиций, составленных из противоречивейших элементов, — и вот оживают предомною тысячи и тысячи образов, и каждый зримо и твердо, сверкая наиестественнейшими красками, выступает вперед, возникая нередко из самых отдаленных глубин фона, где его поначалу и разглядеть-то было невозможно.» / ЭрнстТеодор Амадей Гофман. Фантазии в манере Калло/.

В сборник рассказов Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана «Фантазии в манере Калло» вошли произведения, написанные им с 1808 по 1814 год. Сборник включают новеллы-сказки и две «Крейслерианы», являющиеся не только фрагментами из жизни второго Я автора – композитора Крейслера, но и статьями о музыке и музыкантах. Способность Гофмана очень тонко подмечать все недостатки и пороки общества, живость, с которой он изображал окружающую его действительность, нашла своеобразный выход в изобразительном искусстве. Свое блестящее умение рисовальщика он обратил на выявление лицемерия и ханжества общества, в котором жил. Карандаш для Гофмана служил острым оружием против банальности, пошлости, лицемерия, рутины. Ни на минуту не расставался он со своим копьем, метко разящим филистеров: рисовал всё, что замечал, на всем, что попадалось под руку. Он рисовал друзей и недругов, забавные ситуации и персонажей своих произведений. И всегда это была едкая карикатура на злобу дня – гофмановское слово против обыденности. В мире Гофмана и Калло есть лишь одна сила, которая безусловно может быть признана силой утверждения и единения, – это огромность природы, ее строй и лад, ее способность принимать всё сущее, ее зиждительная бесконечность.